В салоне автобуса было поразительно пустынно. Только древняя бабушка, которая, кажется, родилась еще во время революции и Бонни, уставившаяся в окно и решительно не замечая проплывающих мимо таких родных пейзажей каменных джунглей. Ей сейчас не до них. Она думала. А это занятие, знаете, очень занимательное. Она решилась. Три дня назад она наконец-то решилась, подняла трубку и дрожащими руками набрала номер с какого-то потрепанного листочка в клеточку. А сейчас она ехала к человеку, который должен в корне изменить всю ее жизнь. Она ехала к Чальзу Ксавье, ждущему ее в парке. С ума сойти, она будет говорить с человеком, которым столько лет в тайне восхищалась. Один на один! В каком-то дурацком парке. От одной этой мысли уже ноги подкашивались.
«Главное, не переволноваться, главное не переволноваться…»
Ну, вот и нужная остановка. Натянув абсурдно-полосатый шарф до самого носа, Бонни стремительным шагом-полетом вышла из автобуса на холодную улицу и решительно направилась прямо, погруженная в какие-то нелепые мысли, вроде той, как мило сопели на диване Джереми и Мэри, когда она уходила, или о том, что шарф явно пахнет детским мылом с ромашкой.  А еще нужно было зайти в магазин и посмотреть какую-нибудь ткань. Она обещала Джейн из больницы, что после праздников принесет ей игрушечного слона… 
Так Гудчайлд шла где-то минут пять. Пока ее светлую голову вдруг не осенила мысль, что по идее парк уже давным-давно должен был появится на горизонте, но никаким парком тут даже и не пахло. Остановившись посреди улицы, девушка озадачено оглянулась и… торопливо пошла обратно.
«Гудчайлд, ты растяпа и идиотка! Профессор уже, наверное, в сосульку превратится, пока ты до него дойдешь»
Лавируя между редкими прохожими, девушка стремительно летела к злополучному парку. Уши отчаянно мерзли, ибо шапка по легкомысленности была оставлена дома, а морковно-рыжие волосы знаменем развевались по воздуху.  Но вот наконец-то парк!  А вот и метрах в пяти от нее, около лавочки в инвалидном кресле с явно скучающим видом (хотя, может, у него так задумчивость проявляется?) сидел молодой мужчина.
До этого Бонни видела его дважды. Когда ей было восемнадцать, фотография профессора была в газете, после этого грандиозного скандала. И несколько лет назад, кажется, тогда был ее первый год интернатуры, один из ребят института Ксавье приболел и его привезли к ней в больницу на прием. Именно тогда она и получила этот бумажный огрызок с номером. Точнее сказать, нашла на тумбочке около кровати, где лежал больной. В том, что эта «записка» была адресована именно ей, Бо ничуть не сомневалась. 
И вот сейчас. Он совсем рядом. Он ждет ее. Ее, понимаете?!
Девушка перешла с легкого бега трусцой на солидный шаг. Хотя, пожалуй, это передвижение широкими, почти скачкообразными скачками солидным назвать было ну очень трудно.  Шаг, и еще. Уже совсем близко.
Заметивший ее мужчина ободряюще улыбнулся.
«Ну вот, видишь! Он улыбается! Значит все хорошо».
- Кхм. Здфавфуйте. – Черт. Она совсем забыла о шарфе, натянутом аж до носа, и явно препятствующему четкому выговору слов. – Ой! – Бонни судорожно отдернула несчастную вещицу вниз, -  Здравствуйте. Вы, наверное, меня уже не помните, но мы встречались около двух лет назад. Я Бонни. Гудчайлд.
Рыжеволосая уже было наклонилась вперед, но вдруг застыла. А нужно ли пожимать руку? Или нет? А если не пожмет – может она нарушит какие-то этические нормы?
Девушка нервно закусила губу и бросила беспомощный взгляд на профессора.

Профессор Ксавье воистину святой человек! Он буквально взял инициативу в свои руки и организовал рукопожатие. Бонни ответила взглядом, буквально переполненным благодарности.
Сердце девушки так бешено колотилось, что пульс каким-то сумасшедшим метрономом звучал у нее в ушах. А как бы вы реагировали, встретившись один на один с человеком, которого чуть ли боготворили столько лет? В каком-то смысле, профессор был для Бонни примером для подражания.
«Только, ради всего святого, не начни заикаться!»
- Значит, помните. Ну что ж. Это как минимум приятно! – рыжеволосая весело улыбнулась. – Прогулки? Нет-нет. Я только за. Здесь, кстати, очень красиво. Особенно около озера. Хотя, наверное, в каждом парке должно быть «очень красиво около озера». Это уже какой-то парковый канон… Я, кажется, говорю слишком много и по делу, да? – девушка замялась и виновато отвела взгляд в сторону. Потом, правда заметила, как мужчина немного с трудом толкает колеса и тут же спохватилась, – Вы не возражаете, если я помогу? – и, не дожидаясь ответа, схватилась за ручки кресла. Уж в чем, а в управлении этими жуткими вещицами у нее есть неоспоримо богатый опыт!
Несколько минут они двигались в полнейшем молчании, прислушиваясь к окружающим звукам, и вдыхая полной грудью освежающе-морозный воздух, пропитанный январем.
Но, в конце концов, после недолгих колебаний Бо решилась нарушить эту хрупкую тишину.
- Знаете, я долго думала, прежде чем позвонить Вам… ну, Вы, наверное, заметили, два года все-таки это такой приличный срок! – Гулчайлд усмехнулась. Пожалуй, она еще никогда в жизни еще так не обдумывала что-то. Она вообще крайне редко что-то там обдумывала.   Главное что? Главное- действие! – И, собственно, я решилась. Знаете, моя интернатура подходит к своему логическому завершению. Конечно, мне выделят место в больнице и прочая, прочая. Но, знаете, мне бы очень-очень хотелось работать именно с Вашими ребятами. У меня будет хорошее рекомендательное письмо и вроде я хорошо лажу с людьми! – Бонни не видела лица профессора, но была готова поспорить на что угодно, что сейчас он улыбается. Окружающие часто улыбаются когда она говорит. Даже если это что-то серьезное. Наверное, это все волосы, ага.  – И потом, вы ведь знаете, что я тоже… как вы там говорите? Мутант. И мне бы очень хотелось развивать свою способность в дальнейшем под Вашим руководством. Я, думаю вы поможете мне.
Девушка не только думала. Она искренне верила, что господин Ксавье ей поможет. Она верила, что с его помощью она научится излечивать сложнейшие заболевания.  Она просто верила. Это Мери ее научила.
- А вообще, знаете, вам непременно понадобится свой личный педиатр чтобы как несколько лет назад не ездить туда-сюда, да. И, к тому же, я умею лечить не только лекарствами… ну это вы знаете… или не знаете? – о да, это так привычно. Возводить своих кумиров практический в ранг святых и делать всемогущими. Бонни догадывалась, что Чарльз умеет выделять мутантов из общей массы. Но не была уверенна – умеет ли он распознавать чужие способности?  В конце концов должен же он что-то не уметь?!

А вот так тебе Гудчайлд! На сто слов в минуту одна короткая фраза и вежливая улыбка. И стоило столько трещать без остановки?
«Хэй, рыжая, кажется, тебе пора научиться поменьше говорить»
Место медика вакантно. Место медика вакантно! Вы вообще понимаете что это значит? Это значит, что она может смело паковать чемоданы, сдавать последние тесты и переезжать в огромный особняк Ксавье. На самом деле девушка, конечно, не знала что это за особняк, ибо ни разу не видела. Но в том, что он огромный почему-то совершенно не сомневалась.  Она может улыбнуться своей тете и радостно сообщить, что наконец-то она нашла свое место в жизни. Место, где она, Бонни Гудчайлд, нужна. Место, где ей не нужно будет что-то скрывать и бороться с желанием забрать лишние царапины себе.   
- Ну… это ведь просто великолепно! – только и смогла выдать девушка. Редкий вообще случай, чтобы у нее не находилось больше слов.  Но сейчас Бо просто радовалась. Всей душой радовалась и, казалось, что буквально светилась изнутри как какая-нибудь лампочка на сто двадцать ватт.  Сейчас никаких слов совершенно не нужно.
А потом последовал вопрос, которого юная врач одновременно и ждала и жутко боялась. Конечно, нельзя было об этом не спросить. Осознает ли она весь риск? Осознает, что намеренно калечит свое собственное тело ради других? Ответа девушка не знала. Потому что они никогда не задумывалась, пуская свой дар в ход. Не задумываясь, десять лет назад она совершенно спонтанно забрала у лучше подруги перелом, одним лишь желанием помочь. Не задумываясь, она забирает у Мери высокую температуру, положив прохладную ладошку на лоб кузины, не задумываясь, она сжимает маленькие ручки своих крохотных пациентов, разделяя с ними страшную боль, хотя сама невероятно боится боли.  Она не думает. Голова, вообще знаете, не та часть тела, которая активно у Гудчайлд  функционирует. Сердце – вот главная часть Бонни. Она не размышляет, она живет одними порывами и призывами сердца. И вопрос профессора поставил рыжеволосую девушку буквально в тупик.
- Я… Вы знаете, наверное, осознаю. Но поймите. Я никогда не отвернусь от кого-то, кто во мне нуждается. Я просто так не умею, понимаете? Вы не смотрите, что я такая худая и вроде бы хрупкая, я ведь посильнее некоторых буду, правда. И, что бы я не забрала себе – я выдержу… А кто-то может не справится. Кому-то  хорошему будет невероятно тяжело. Вот для этого, наверное, и существую такие, как я. Чтобы кто-то хороший жил. Моя тетя называет меня сумасшедшей. Но вы только подумайте, благодаря таким сумасшедшим люди живут. И это потрясающе, правда? Это все, что мне нужно.  Помогать кому-то жить.- Гудчайлд решительно вскинула голову и посмотрела вверх -  Да, я осознаю весь риск использования своих способностей. Но я не собираюсь отворачиваться от трудностей.
Они уже давно остановились, Бонни так сильно вцепилась в ручки кресла, что у нее побелели костяшки пальцев. Сердце бешено колотилось, а голос чуть-чуть подрагивал от волнения.
- Наверное, вы сейчас как и моя тетя запишете меня в ряды сумасшедших альтруистов, - горько усмехнулась девушка.